Главное кредо Ларисы Курдюмовой

Первая ученица Елены Образцовой выпустила книгу,
начатую своим знаменитым педагогом.

Выступления народной артистки России, солистки Московского музыкального академического театра им. К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко Ларисы Курдюмовой – целый спектакль. Взгляд, мимика, жесты, движение, интонация, тембр голоса удивительно полно раскрывают богатство меццо-сопрано. Слушая её, зрители помимо воли погружаются в мир страстных обещаний, томных встреч, безутешных расставаний, сопутствующих любовным переживаниям романсов и арий. Не случайно Тихон Хренников назвал певицу самой яркой представительницей «системы Станиславского в музыкальном театре». В качестве подтверждающих аргументов вспоминается фильм Карена Шахназарова «Курьер», где исполнение алябьевского «Соловья» в дуэте с главным героем Иваном (роль сыграл Фёдор Дунаевский) – один из запоминающихся эпизодов картины. Впрочем, этим воспитательным моментом педагогическая жилка Ларисы Курдюмовой себя не исчерпывает. Сегодня, кроме концертов, она даёт мастер-классы по вокалу будущим мастерам оперной сцены. К новому учебному году под эгидой Фонда Елены Образцовой выпустила в свет учебное пособие «Творческая школа вокального мастерства Елены Образцовой». В его основе методика и принципы преподавания великой певицы. Однако придать устным разработкам литературную структуру, подкреплённую практическими примерами, Елена Васильевна не успела. Дело завершила Лариса Курдюмова. Народная артистка рассказала «ПР», почему...

Трудный вокал

Мы встречаемся в Галерее Александра Шилова. В память о великой певице Благотворительный фонд Елены Образцовой проводит серию мастер-классов от ведущих исполнителей современной сцены. Среди них наша героиня. Во время интервью становлюсь невольным свидетелем сцены, напоминающей кадр из кинофильма «Приходите завтра»: «Лариса Алексеевна, как вы думаете, может, завтра в баню сходить?» – простуженным голосом спрашивает педагога юная студентка. Профессор Курдюмова строго смотрит, выдерживает паузу и начинает отчитывать едва не натворившую безалаберных дел студентку:

– Ни в коем случае! Только хуже станет. Обязательно найдутся любительницы «поддать жару», плеснут на камни, пойдёт пар, повысится влажность, голос совсем потеряешь... Нельзя! Лучше поделай компрессы. В первый день бинт пропитай вазелином, во второй – водкой. Горячего ничего нельзя. У тебя и так раздражение слизистой. Перетрудила свой аппарат.

…Послушно кивнув, «Фрося Бурлакова» наших дней удаляется к ожидающему в сторонке молодому человеку. Лариса Алексеевна переключает внимание на меня:

– Чтобы стать вокалистом, надо учиться и воспитывать себя всю жизнь. У нас только две связки. Чтобы они давали результат, нужно много работать. Физически труд вокалиста приравнивается к труду грузчика. За спектакль артист может потерять до 3 килограммов веса. Болеть нельзя. Как говорил Шаляпин, «больная и голодная птичка не поёт».

– А если не хочется петь? Бывает, что на сцену идёшь, как на работу, которая надоела?

– У человека должно быть чёткое представление о том, что есть первое. Наш путь предопределён. Сверху даны талант, голос и мозги. Когда не хочется, надо уметь заставить себя трудиться. У меня лабильный тип личности. Сейчас смеюсь, а через 3 секунды могу плакать. Поэтому всегда уделяла внимание своей нервной системе. Врач однажды сказал: «Только разница температур закаляет нервную систему». Теперь её воспитываю контрастным душем. Вечером заканчиваю успокаивающим тёплым, а утром бодрящим прохладным. Перед концертом исключаю из рациона солёное, пережаренное.

Елена Васильевна Образцова в день концерта в обед съедала бифштекс с кровью. К спектаклю он усваивался – желудок лёгкий и пустой, и силы остаются.

Навстречу музе

– Лариса Алексеевна, при каких обстоятельствах вы повстречались с Еленой Образцовой?

– Я её первая ученица. На вступительном экзамене в консерваторию знаменитые Александр Свешников и Гуго Тиц, сидевшие в приёмной комиссии, прослушав меня, не удержались от восторга: «Голос отличный, а грудные резонаторы выше всякой похвалы»… Меня определили в класс к Галине Павловне Вишневской. Но я ждала ребёнка. Когда в сентябре пришла в класс к примадонне, была на седьмом месяце – в ноябре рожать. Смотрю, а она своим ученицам сильно вдавливает кулаком живот, требуя нужного дыхания. Я испугалась. Разразился скандал. Меня вызывает ректор Свешников – мол, что же вы нас, деточка, обманули? Ничего о своём положении не сказали? Я опешила. Ведь меня никто не спрашивал. Отвечаю: «Я дитя советской власти. И не знала, что рожать детей запрещено ». Меня хотели отправить в академический отпуск. Но уйти означало не вернуться: каждый пропущенный час мог обернуться потерей вокальной формы. Я сопротивлялась и себя отстояла. Меня определили в класс к Елене Васильевне.

– К тому же в профессию вы пришли буквально по шпалам…

– Это старая история. Я воспитанница детского дома и с детства хотела стать артисткой: такое вытворяла, что бедные педагоги не знали, как со мной быть. У меня первый блат был с поварами на кухне. Как проголодаюсь, бегу к ним, встаю на табуреточку и пою, а они мне за это горбушечку. Сейчас трудно вообразить, но в 13 лет пешком по железной дороге (потому что денег не было на электричку) из Дмитрова добралась до Москвы – как Фрося Бурлакова. Дошла, отыскала киностудию Горького, наступил вечер. Студия закрыта. Меня увидели милиционеры, подошли, расспросили о том, что здесь девочка так поздно делает, а узнав, рассмеялись. Привезли обратно в Дмитров и говорят воспитательницам: «Вы её только не ругайте. Она на артистку поехала учиться». Понимаете, есть два типа мышления – логическое и художественное. Важно вовремя узнать, каким обладает ребёнок. Если он шахматист, а его заставить на скрипочке заниматься, то для него музыка превратится в наказание. Для меня же занятия музыкой с раннего детства сразу стали любимыми. В детском доме начала ходить в хор. Это такое благо для детей. Когда все стоят плечом к плечу, сразу понимают – ты не пуп земли и к соседу нужно прислушиваться. После детдома поступила в Музыкальное училище имени Ипполитова-Иванова, потом – в консерваторию. Своих учителей не забываю и сейчас проведываю.

По законам мироздания

– Как вы оказались в детдоме?

– Родители были асоциальными, и нас, троих детей, забрали. Дома были бесконечные драки, ругань, в первых классах училась на колы и двойки. Кто бы из меня вырос? А когда забрали в детский дом, стала отличницей. У меня все дипломы – красные. Всегда была обута, одета, накормлена. Я росла в то время, когда не требовалось говорить о порядочности, добросовестности, патриотизме, трудолюбии. Эти понятия «витали» в воздухе.

– Как себя чувствовали в училище и консерватории среди детей из благополучных семей, многие из которых представители знаменитых музыкальных династий? Насколько трудно было притираться?

– По характеру я лидер. В консерватории все крутились вокруг меня. Смотрю на фотографии – везде в центре. У меня общественное мышление: всегда понимала – ты не одна, рядом с тобой люди, будь чуткой. Елена Васильевна, зная, что у меня нет родителей, уловила мою биоэнергетическую незащищённость – всегда меня жалела и поддерживала. Только к ней приду, вначале накормит, а потом уже занимается. Постоянно что-то дарила. Однажды, когда я сама стала певицей, даёт примерить шубу из баргузинских соболей – мол, надень, посмотрю на тебя. Я надеваю, полы падают, прикрывая пяты: в такой только из кареты выходить! Она, увидев, ахнула: «Лариска, ведь ты у меня артистка! Тебе она необходима!» и… подарила! Она любила повторять: «Учите как можно больше, потом некогда будет». Слушала её, открыв рот. Елена Васильевна много времени проводила за границей. У меня ребёнок только родился. Покормлю его и бегом к ней на занятия, пока она вновь не уехала. Дала мне губную гармошку в две октавы: «Я половину репертуара с ней выучила, а теперь – ты. Летишь ли в самолёте, едешь ли в поезде – учи». С тех пор гармошка со мной. У неё было врождённое чувство такта, и, как все великие, была очень ранимая. Всегда повторяла – певцов надо любить. Если обижать – настроение падает, когда уже не до пения.

– Между Вишневской и Образцовой чувствовалась творческая ревность?

– В Елене Васильевне её не замечала. Она вообще никогда ничего плохого ни о ком не говорила, потому что понимала – что посеешь, то и пожнёшь. Есть законы мироздания, по которым всё к тебе возвращается. Она была примадонна. Этот статус предполагает некое насилие над собой. Себя надо заставлять много трудиться. Она звуком писала, как художник, картины.

С Еленой Васильевной Образцовой

Простые истины

– Наверное, вам детдомовская закалка скорее помогала, нежели мешала?

– Человек проходит два испытания: голодом и сытостью. Прошедший испытание голодом, как правило, становится только лучше. Он более приспособлен к жизни – много работает, умеет экономить, обладает хваткой. А испытание сытостью сейчас проходят наши дети. Они часто не умеют, как мы, радоваться малому, ценить каждое мгновение или слово доброе. Сегодня принимают всё как должное. Но нужно уметь проснуться и быть счастливым, оттого что день настал.

– Как вы смогли и ребёнка поднять, и успеха добиться?

– Человека хватит на всё. Нужно руководствоваться совестью и доверять интуиции. Если чувствую, что надо делать – иду и делаю. Здесь слово доброе скажи, там старушку через дорогу переведи, в детский дом что-то отдай… Просто так ничего не бывает. Если успех свалится случайно, потом всё равно его отнимут. Моё кредо – пользу приносить. И тогда всё возвращается и даётся. Вот с первым мужем разошлась, ребёнка сама поднимала. Одна-одна… Помолилась. И однажды ко мне пришёл мужчина. Дверью ошибся. Позвонил. В погонах, офицер. А потом друзья нас пригласили в ресторан. Он говорит: «Зачем? Я сам могу приготовить». И такую картошечку сделал… Я и сейчас, когда в подъезд захожу, по запаху узнаю – из нашей квартиры. Такой никто не приготовит. Талант! Человеку немеряная сила дана, если он с богом. Откуда я эти романсы чувствую и знаю? Оттуда – из глубины сердца. Они как иголка в стогу сердца: главное разглядеть и почувствовать.

– Артистизм тоже важен?

– Я всегда им одерживала верх. Никогда не стеснялась движений, походки, жестов. Когда в Театре Станиславского и Немировича-Данченко ставили «12 стульев», где я играла мадам Грицацуеву, Тихон Хренников хохотал. Тогда он меня и назвал самой яркой представительницей «метода Станиславского в музыкальном театре». А я всегда придерживалась принципа Станиславского – если хочешь показать не жизнь, а голос, то держись подальше от сцены. Я показывала жизнь. Поэтому, если играю Пиковую даму, могу и палкой потрясти, и вуаль откинуть… К сожалению, многие оперные артисты эти приёмы не используют.

– После 30 лет работы на оперной сцене вы ушли в концертно-просветительскую деятельность. Пересилила любовь к романсу?

– 33 года прослужила в своём театре (Станиславского и Немировича-Данченко. – Ред.). Но при мне в нём не ставились ни «Кармен», ни «Царская невеста», где главные партии принадлежат меццо-сопрано. Конечно, я много снималась, участвовала едва ли не в каждом правительственном концерте в Кремле, но любовь к романсу действительно пересилила. С детства слушала Валентину Левко, Марию Максакову, Надежду Обухову… С ранних лет вставала на табуретку и пела из «Бесприданницы» Островского: «Он говорил мне: “Будь ты моею…”» («Нет, не любил он». – Ред.). Романс длится 3 минуты, за которые можно прожить целую жизнь. Чтобы его спеть, надо кое-что пережить и, конечно, понимать.

– Романс, как любовь, которая то разгорается, то затухает, подразумевает неторопливость, размеренность. А в наши дни всё стремительно – списались в сетях, встретились, расписались, разбежались… Насколько жанр востребован в век технологий?

– У творческой молодёжи очень большой интерес к жанру. Нужно учить, писать об этом искусстве. Иначе оно уйдёт вместе с нами. Учебников по вокалу в России практически нет. Поэтому мы издали труд, начатый Еленой Васильевной. Молчать нельзя. В данном случае, как говорится, «скромность – путь к забвению».

– Но сын по вашим стопам не пошёл?

– У меня уже внук учится в институте на архитектора. А сын очень хороший доктор, кандидат медицинских наук, настоящий врач – честный, без корысти. Если бы маленьким проявил хоть небольшой интерес к музыке, непременно предоставила бы ему возможность заниматься. Этого не случилось. Но однажды, когда ему было лет тринадцать, пришла днём с работы, открываю тихо ключом дверь, захожу и вижу, как он на рояле свингует на тему «Степь да степь кругом». Так что музыка имеет место быть на генетическом уровне. И сейчас, когда у него есть настроение, он что-нибудь подберёт и сыграет на гитаре или рояле.

Фото: из личного архива