Скульптор цветов Владимир Каневский
- Жизнь прекрасна
- Номер 5
- Автор: Вера Лунева

Фарфоровые цветы скульптора и архитектора Владимира Каневского украшают комнаты принцев, светских львиц и мировых звёзд. Его выставка проходит сейчас в Москве, и у нас появилась уникальная возможность побеседовать с мастером, сумевшим остановить ускользающую красоту цветка.
– Владимир, с чего началась «ботаническая керамика»? Как пришла идея?
– Когда приехал в Америку, нужно было как-то зарабатывать на жизнь. Мне всегда хотелось заняться фарфором. Сначала сделал тарелку, потом цветок. Паял стебель на кухне над газом, потому что на паяльник не было денег. Прошло 24 года, и за это время я кое-чему научился.
И купил паяльник.
– Что вдохновляет при выборе цветка?
– То, что я называю «фарфоровость». Одни цветы я вижу в фарфоре, другие – нет. Например, экзотические цветы меня не трогают. Иногда я ошибаюсь, и тогда меня с удовольствием поправляет жена Эдита. Она почти год уговаривала меня сделать клематис, а я упрямился, говорил, не «фарфоровая» тема. Потом попробовал и… Эдита опять оказалась права!
– Что самое сложное в создании «цветочной скульптуры»?
– Пожалуй, ждать. Технологический процесс занимает много времени. Для каждой вещи нужно придумать и освоить новую технику, заказать материалы, сделать инструменты. Один обжиг занимает сутки, а обжигов нужно много. Параллельно идут другие проекты, и там тоже нужно ждать. Я придумывал, как сделать сирень, около трёх лет. Не получалось. Каждый раз, когда в гостях, в парке, на вечеринке видел сирень, начинал её потрошить. Пытался понять, как она устроена.
– Самая необычная зрительская реакция на вашу работу?
– Упомяну две крайности. На прошлой неделе я получил письмо от начинающего художника из Нью-Йорка, который купил мой небольшой цветок, потратив, как он пишет, «половину своих сбережений»: «Когда я увидел этот цветок, я задрожал… Вермеер и Шарден в одном маленьком шедевре!» Несколько чересчур, правда?
Другая крайность: известная светская дама даёт интервью журналу и на вопрос о том, почему у неё так много моих цветов, отвечает: «Каждый день приходилось заставлять садовника ставить свежие цветы. А фарфоровые цветы не вянут, это очень удобно...» Она так и сказала – «удобно», по-английски «useful». Не могу даже сказать, какая из этих крайностей раздражает больше.
– Кого из покупателей хорошо запомнили? Чем?
– Вспоминается три истории: на днях в Музее Метрополитен в Нью-Йорке открылась выставка легендарного, даже мифического, ювелира JAR. Это аббревиатура имени парня из Нью-Йорка, который открыл ювелирную мастерскую в Париже и стал легендой. При упоминании его имени и дизайнеры, и светские львицы закатывают глаза и розовеют. На его выставку попасть невозможно. Купить его работы трудно и дорого. Голливудские звёзды стоят в очереди годами, и, когда приезжают на встречу с ювелиром в Париж, он может отказаться их принять или сказать, что потерял интерес.
Полгода назад я получил письмо от известного декоратора Говарда Слаткина: его знакомая купила у Диора в Париже мою ветку сирени и подарила JAR´у, и он написал ей уже несколько писем о том, как ему нравится эта сирень.
А однажды мне позвонила женщина и представилась: «Меня зовут Глория. Я хочу заказать две гортензии». Когда мы списались, то я увидел в конце электронного письма королевский герб. Глория оказалась знаменитой принцессой Глорией фон Турн и Таксис. Потом мы подружились: она ходила к нам обедать, и мы с интересом болтали.
Как-то во время велосипедной прогулки я столкнулся с автомобилем. К счастью, отделался синяками и доковылял до дома своим ходом. Когда жена обкладывала меня, как принято в Америке, вместо льда замороженными овощами и ругала, что не берегу велосипед, зазвонил телефон: «Это говорит Катрин Хилтон». Мы не сразу догадались, что это мама знаменитой Пэрис Хилтон, владелица сети отелей. Катрин очень не понравилось, что мы её не сразу узнали.
А когда она уточнила стоимость работ, то, надеясь на свою знаменитость, тут же попросила большую скидку, так как «и бизнес идёт не очень, и на базаре всё так дорого».
Эта звёздная покупка так и не состоялась.
– Какая работа самая дорогая?
– На выставке в Москве моя большая композиция стоит 250 000 евро.
– А какая дорога лично вам?
– Мой самый первый ландыш был сделан полностью из фарфора. И листья, и стебли, и цветы. Всё это большое и невероятно хрупкое сооружение нужно было поставить в печь.
Увы, печь была такой маленькой, что этот ландыш можно было только положить на бок. Печь была ещё и примитивной: я должен был сидеть всю ночь и клевать носом, каждый час переключая режимы работы. Через сутки я достал из ещё тёплой печи нечто похожее на блин. Страшно расстроенный, я начал отламывать испорченные части, пока не осталась только миниатюрная композиция: три листа да два стебля. Мне показалось, что в этой миниатюрности есть обаяние.
И действительно, этот ландыш стал «бестселлером». Первый купила Шарлот Мосс – известный автор книг и замечательный декоратор, а один из следующих остался в моей очень небольшой коллекции.